Не молодой, сломленной обстоятельствами женщине, вчерашней известной певице, пребывавшей не у дел, случайная знакомая, находясь в состоянии транса, предрекла:

        - Когда ты будешь старой, твой голос вернется!

        И пророчество сбылось - вопреки всякой вероятности и здравому смыслу! Случилось это в Лондоне, с русской певицей Кирой Максимовной Вэйн. Она опять знаменита, как в дни своей молодости. Известная фирма выпустила компактный диск, на котором звучит ее чудесный, глубокий голос (а певице - за восемьдесят!). Книга называется "Возрожденный голос" (Kyra Vayne. A Voice Reborn).

        Держа всё это в уме, я с некоторой робостью переступила порог квартиры в лондонском районе Вест-Кенсингтоне. Но встретили меня приветливо. Хозяйка оказалась на редкость располагающей и уж никак не надменной женщиной. Тщательно, с изыском причесанная, с аккуратным и эффектным макияжем, одетая с некоторой артистической небрежностью, она показалась мне совсем не старой. А ведь она родилась за полтора года до Октябрьской революции!

        - Да, именно так... Мои родители были из обрусевших немцев. Жили мы в Петербурге, на Невском, и были богаты, но после революции, разумеется, всё потеряли и оказались в Лондоне. Сначала дела шли неплохо, отец работал в банке, но потерял работу в год великого кризиса, в 1929-м. Приходилось жить на то, что мама зарабатывала уроками музыки...

        - Скажите, а петь вы начали еще в России?

        - Нет, уже в Англии, лет в двенадцать... Моя мать была замечательной пианисткой и с детства приобщала меня к музыке, но я оказалась плохой ученицей... Мы приехали в 1924, радио еще не было, но когда я подросла, оно появилось. И вот я стала дома напевать услышанные по радио церковные песни. В шестнадцать я уже пела в русском клубе, а потом в церковном хоре...

        - Вас учили пению?

        - Мало. Настоящее учение нам было не по карману, да и отец злился на меня, считал, что я должна получить профессию. Но я бросила стенографию, подрабатывала в музыкальной комедии и варьете и сама платила за уроки. Приехал сюда Никита Балиев, руководитель московского театра-кабаре "Летучая мышь". Он и здесь создал театр такого типа, я поступила к нему, и мы много ездили. Я там была единственная британская исполнительница! А псевдоним взяла - Кира Вронская. Но в 1936 году Балиев умер, и ревю перестало быть русским... Я там набралась разнообразного опыта, в частности, научилась играть на сцене, не только петь. Но когда началась война, псевдоним пришлось сменить. Он воспринимался как русский, а после того, как Гитлер со Сталиным разделили между собою Польшу, британцы стали коситься на русских... Тут я и стала Кирой Вэйн.

        - Должно быть, война прервала вашу карьеру?

        - Нет, отчего ж...Я пела для солдат. Была специальная концертная бригада для выступления перед фронтовиками. А в 1941 году в Лондоне открылась новая русская труппа. Ставили "Сорочинскую ярмарку". Желающих приглашали на прослушивание для хора. Но меня взяли не в хор - а в качестве дублера на две основные партии. Вскоре я уже пела обе эти партии в лондонском "Савойе"!

          - Притом, что вы - практически самоучка?!..

        - Да... но, знаете, у меня был потрясающий инстинкт, я всё схватывала на лету. И слух, конечно, очень хороший. А ведь конкурировать приходилось с Одой Слободской и другими известными в то время певицами... И память у меня замечательная. Мне почти не требовались репетиции.

        - А как дальше развивалась ваша судьба?

        - В сущности, от успеха к успеху. После войны я часто выступала за рубежом...

        - Кстати, много ли языков вы знаете?

        - Нет, только итальянский, английский и русский. По-французски и по-немецки я не говорю, но довольно хорошо пою. Вообще языки для пения выучиваю легко. Здесь помогает моя музыкальность. Для меня музыка и слово - одно целое. Недаром я и петь могу сразу, с листа, и всегда с верной интерпретацией, что далеко не всем даётся. Я чувствую оттенки слов - и словно картинку раскрашиваю.

        - Но вернемся к вашей курьере...

        - Что ж, я пела в Барселоне, в Брюсселе - в "Евгении Онегине", это одна из моих лучших ролей, - в Канаде, США, Голландии. Ирландии, Югославии, скандинавских странах. Особенно памятны мне выступления в Италии, во Флоренции и Риме. В Лондоне я пела с самим Тито Гобби, с Беньямино Гильи, с Карло Бергонци, Джанни Раймонди... Пела и в Альберт-холле с Борисом Христовым... Я исполняла главные партии в "Тоске", "Силе судьбы", в "Трубадуре"... Но в 1957 году всё рухнуло в одночасье. Из-за финансовых проблем покончил с собою мой импресарио, - и я осталась без гроша. С другими антрепренерами - дело у меня не пошло. Одни просили слишком больших денег, другие - слишком тесной дружбы... И я пошла в секретарши! Но приглашения не прекращались, были и ранее заключенные договоры, я ездила петь и за рубеж. Так я продержалась до 1965 года, и тут решила: хватит! Подарила свое пианино обществу слепых, а платья - в драмкружок одной из больниц. Драгоценности продала в королевскую оперу в Ковент-Гардене. Добавила себе еще одну профессию: научилась реставрировать антикварный фарфор...

        - А как же пророчество? Когда оно прозвучало?

        - За два года до этого. А осуществилось - в 1989 году. Меня вдруг заново открыл Борис Надан, продюсер Русской службы Би-Би-Си. Мои записи буквально ошеломили его. Он с уверенностью сказал, что меня ожидает шумный успех, - стоит только издать их. Так и случилось, но уже после его смерти. По обе стороны Атлантики люди спрашивали себя: как это был потерян из виду такой талант?! Но самое поразительное - чему я и сама теперь с трудом верю - это то, что мой голос вернулся буквально! Последний диск я записала в возрасте восьмидесяти одного года, и запись имеет успех!

        - Я слышала эту запись - и совершенно потрясена силой, гибкостью и молодостью вашего голоса! Но скажите: что происходит с оперой? Часто приходится слышать, что это аристократическое искусство умирает в наш суетный век...

        - Вот уж не думаю так! В Англии сейчас на оперу такой спрос, что волосы дыбом становятся! В мои годы было всего три труппы, и в две иностранцев не брали. Прочим певцам оставались жалкие любительские спектакли - и больше ничего. А сейчас в Лондоне - 140 трупп! Но верно и то, что опера как-то мельчает. Опростилась она, что ли, подешевела ... Все теперь только о деньгах думают...

        - Стало быть, качество всё же упало?

        - Трудно сказать... Есть масса потрясающих голосов, такие звезды, как Георгиу... Посмотрите на певцов из России: какие таланты! При коммунизме голоса были некрасивые, прямолинейные... А теперь! Возьмите хоть Бородину или Горчакову. Беда только в том, что очень уж они торопятся - и слишком скоро убивают свой талант. Но есть и большие дарования, для которых не находится места. Все зависит от связей, от того, кто ваш агент...

        - А что вы думаете по поводу поп-музыки?

        - Не выношу ее! Не понимаю, как люди могут называть это музыкой.

        - Вы бывали в России?

        - Была два раза. Первый раз - 25 лет назад, еще до перестройки. Но меня напугали в британском министерстве иностранных дел. Сказали: как только вы ступите на русскую землю, вы будете русская, британский паспорт вас не защитит. Поэтому я была счастлива, когда поездка благополучно закончилась, и я вернулась в Англию. А после перестройки у меня был короткий, но очень интересный визит в Россию.

- Какой язык для вас роднее - русский или английский?         - Русский я обожаю! Но мне не хватает практики. Читать мне легче по-английски.         - Есть ли у вас какие-нибудь увлечения?

        - Я люблю готовить и принимать гостей. Я очень хорошо готовлю! А еще - люблю животных. И у меня живут два замечательных кота.

       Газета Лондонский курьер , 1999.

Татьяна Костина